Джеки Стюарт: Все гонщики страдают раздвоением личности

Джеки Стюарт: Все гонщики страдают раздвоением личности

Трехкратный чемпион мира Джеки Стюарт был одним из главных сторонников повышения безопасности гонок, во-многом его заслуга в том, что с середины 70-х погибло всего девять гонщиков Формулы 1.

С трагических событий на Гран При Сан-Марино, когда погибли Роланд Ратценбергер и Айртон Сенна, прошло более 20 лет, и за это время в Гран При не было аварий с летальным исходом, а гонщики зачастую оставались невредимыми даже после серьезных инцидентов. Но у этого есть и обратная сторона – по мнению шотландца, гонщики перестали придавать значение опасности.

В обстоятельном интервью немецкой Tagesspiegel Джеки Стюарт рассказал о том, как справлялся с гибелью друзей, и почему современным пилотам сложнее пережить психологические травмы.. 

- Сэр Джеки, Формула 1 остается опасным спортом?
- 21 год у нас не было аварий с летальным исходом. Это потрясающе, учитывая, что сейчас скорости превышают 300 км/ч, а ошибки или проблемы с надежностью никогда нельзя исключать. Формула 1 – это отличный пример умения контролировать риск, причем не только в спорте. Но на обороте каждого зрительского билета до сих пор написано: «Автоспорт опасен», поэтому мой ответ – да.

- В конце прошлого сезона Жюль Бьянки попал в серьезную аварию в Сузуке. Казалось, внезапно гонщики осознали опасность своей профессии...
- Всё дело в том, что они редко сталкиваются со смертью. В моё время мы никогда не объявляли минуту молчания. Сегодня гонщики не погибают, поэтому у них нет ни малейшего представления о том, что это значит – иметь дело со смертью. Последним, кто погиб на Гран При, был Айртон Сенна в 1994-м.

- Если коллега попал в аварию, надо подавить в себе скорбь и страх?
- Так или иначе, надо двигаться дальше. Когда Пирс Каридж попал в страшную аварию в Зандфорте в 1970-м, и его машина загорелась, мы круг за кругом проезжали мимо огня и дыма, поскольку гонка не была остановлена. Некоторые назвали бесчеловечным тот факт, что мы продолжали гоняться. Часть гонщиков посчитала это глупым.

- Что же это было?
- Я могу ответить только за себя: это было что-то вроде попытки контролировать свои мысли. Я думал: «Боже мой, какая авария!» Но надо было продолжать – красных флагов не было. В столь жутких обстоятельствах ты защищаешь каким-то образом свой разум от чувств, пока гонка не закончилась.

-А потом?
- Даже после этого надо как-нибудь забыть о скорби. После гонки руководитель моей команды Кен Тиррел подошёл ко мне и сказал, что Пирс умер. Пирс, как и Йохен Риндт, были моими хорошими друзьями.
В той гонке выиграл Йохен, а я финишировал вторым. Всё, что мы могли сделать – склонить голову и не брызгаться шампанским. Справиться с этим было крайне сложно, но гонщики должны уметь контролировать свои чувства.
- Как это сделать?
- Мне не удалось это сделать всего один раз: когда вскоре после этого в Монце погиб Йохен Риндт. После аварии я подошёл к небольшой машине скорой помощи, где он находился, и мне сразу стало понятно, что он мертв. У него было много травм, но не было крови. Сердце больше не билось. Он был моим хорошим другом, и в тот момент я на самом деле не знал, что делать.

- Вы вернулись в машину...
- Да. Кен Тиррел сказал: «Джеки, ты должен выехать и пройти квалификацию». Мне кажется, Кен думал, что для меня это лучше, чем остаться наедине со своими мыслями в боксах.
Сев за руль, я заплакал. Я не в первый раз столкнулся со смертью, но она вновь забрала моего хорошего друга. Но когда я снова выехал на трассу… Как только опускается визор, всё остальное перестает иметь значение.

- Гонка – это способ справиться?
- Когда пилотируешь гоночную машину, ты ни о чём другом не можешь думать. Невозможно думать о гольфе, детях или фильме, который вчера видел – думаешь только об оборотах двигателя, точках торможения, переключении передач, апексах. Тогда я проехал свой лучший круг в Монце и занял вторую позицию. Я не хотел умереть, как потом утверждали журналисты. Мой мозг просто на это время забыл о скорби.

- Всё же нельзя постоянно подавлять свои чувства...
- Покинув машину, я снова расплакался. От злости я швырнул банку Coke о пит-уолл. Я никогда этого не забуду, поскольку ни разу не поступал так ни до, ни после этого. Я был очень расстроен. Тем не менее, тогда я взял себя в руки и на следующий день вышел на старт. Я финишировал вторым.

- Это похоже на раздвоение личности...
- Все гонщики страдают раздвоением личности. Мы все проживаем две жизни: одну в кокпите, и вторую – за его пределами. Я могу сравнить это только с боевыми летчиками. Это небольшая группа людей, верных клятве. Такой же менталитет у гонщиков Формулы 1. Летчики должны были ежедневно справляться с болью из-за потери лучших друзей, а на следующий день вновь отправляться в полет, рискуя жизнью. И мы гонщики, тоже должны были садиться за руль.

- Вопрос: Значит, хорошие гонщики должны быть кем-то вроде эмоциональных инвалидов?
- Да. Все хорошие гонщики такие, они немного напоминают животных. Когда я слышу, что гонщики жалуются на машину, я думаю, что им всем надо научиться контролировать себя. Проиграв из-за ошибки команды Гран При Монако, Льюис Хэмилтон был очень рассержен. Он не мог сдерживаться. Если бы он умел это делать, то совершенно иначе с этим справился. У современных гонщиков нет опыта работы в экстремальных условиях.

- Вы считаете своих последователей недостаточно зрелыми?
- Знаете, я рад, что в этом плане они незрелые и неопытные. Я не желаю гонщикам пережить то, с чем столкнулся сам. Я был свидетелем множества ужасных инцидентов, которые большинство людей нормальных просто не выдержали бы. Когда мой напарник Франсуа Север погиб в аварии на Уоткинс-Глен в 1973, мы все подошли к его машине, поскольку хотели ему помочь. Но увидев его в метре от нас, были шокированы его травмами. Джоди Шектер первым подошёл к его машине. Я недавно видел Джоди по ТВ: он в очередной раз рассказал об этой аварии и внезапно расплакался, хотя с тех пор прошло больше сорока лет. Он, как и я, никогда это не забудет.

- Эти картины по-прежнему у вас перед глазами?
- Знаете (вздыхает), когда мы с женой Хелен смотрим фильм о Франсуа, мы тоже плачем. Сколько лет прошло? 42. Мы с Хелен посчитали, что потеряли 59 друзей в гонках. В 1968-м за четыре месяца я побывал на четырёх похоронах. Это шокирующее время многих изменило, и порой очень сильно изменило. Для некоторых гонщиков это было слишком. Джонни Серво-Гавен, хороший французский гонщик и мой напарник на некоторое время, очень нервничал – занялся йогой, чтобы отрешиться от этого, и в итоге бросил гонки. И это было правильным решением.

- Вопрос: Как этот опыт изменил вас?
- Это привело меня к решимости сделать автоспорт более безопасным. Меня подтолкнула к этому моя собственная авария в Спа в 1966-м, когда я на полчаса застрял в машине, из которой вытекал бензин. Не было ни маршалов, ни врачей. Грэм Хилл и Боб Бондурант, которые в дождь тоже вылетели с трассы, открутили мой руль с помощью взятого у кого-то комплекта гаечных ключей и помогли выбраться из машины. Еще полчаса мне пришлось ждать медицинской помощи: по дороге в больницу в Льеж водитель заблудился.
С тех пор всё изменилось.
Мика Хаккинен дважды умирал после аварии в Австралии в 1995-м. Но его дважды возвращали к жизни, поскольку у врачей на трассе было нужное оборудование. Конечно, автоспорт остается опасным, но теперь у нас достаточное количество маршалов, врачей, пожарных, чтобы свести риск к минимуму.

- Ваша борьба за повышение безопасности привела к тому, что сегодня значительная часть подобных инцидентов обходится без проблем для гонщиков.
- Большинство гонщиков ведут невероятный образ жизни. Они живут в Монако, имеют частные самолеты, получают огромные зарплаты. Их защищают и оберегают. Они мало чем делятся друг с другом.

- Это объясняется отсутствием явной опасности, которая могла бы их объединить?
- Они больше не замечают оборотную сторону гонок, которую знали мы. Они не теряли никого из своих коллег, им не приходилось присутствовать на похоронах и утешать родителей, сестру, жену или детей гонщика. Они не знают, что такое скорбь. Максимум когда они сталкиваются с ней – в случае если умирает от старости кто-то из их семьи. Это, конечно, не значит, что гонщики больше не будут погибать на трассах – это может произойти в любой момент. Тем не менее, они больше не чувствуют опасность.

- Почему вы в этом так уверены?
- Например, они больше не носят огнеупорное нижнее белье – только огнеупорные комбинезоны. Несмотря на меры предосторожности и особенности современных машин, нельзя исключать пожары. Гонщики изменят свой подход только после того, как произойдет крупный пожар, но это будет слишком поздно.

- Высокий уровень безопасности привел к беспечности, а это как раз главная опасность для гонщиков Формулы 1?
- Да. Никто не хочет это говорить, и я тоже не хотел бы, чтобы что-то пошло не так, но авария Бьянки произошла во многом по его собственной ошибке. В том месте были двойные желтые флаги, а это значит, что гонщик должен быть готов буквально остановиться. Жюль хотел воспользоваться ситуацией и недостаточно сбросил скорость.

Гонщики слишком сильно чувствуют себя в безопасности. Например, в моё время не было столько интервью на стартовой решетке, где много журналистов, которые стремятся получить комментарии. Перед стартом мы думали о совершенно других вещах, чем современные гонщики. Естественно, что даже сейчас они немного волнуются перед стартом и первым поворотом, но они боятся не смерти, а того, что вылетят с трассы и разобьют машину.

- Можно ли гонщику допускать мысль о том, что он погибнет в гонке?
- Нужно гнать от себя страх, но осознавать риск. Каждый раз, отправляясь из дома на Нюрбургринг, я смотрел в зеркало заднего вида, словно прощаясь, поскольку не знал, смогу ли вернуться. Даже если вы на полметра выехали с траектории, платой за ошибку на Северной петле могла быть смерть. Современные гонщики Формулы 1 иначе относятся к ошибкам.

- Должны ли гонщики делать больше для повышения их безопасности?
- Конечно, но у них уже меньше влияния на спорт. Раньше мы бойкотировали гонки на опасных трассах, и они покидали календарь. Многие из руководства Формулы 1 боятся, что гонщики снова обретут силу, поэтому они ограничили возможности Ассоциации гонщиков GPDA. Берни Экклстоун и Жан Тодт не хотят этого слышать, но гонщики должны иметь большее влияние, особенно в том, что касается безопасности.

- Судя по всему, не только Льюис Хэмилтон скептически относится к GPDA...
- Некоторые гонщики считают, что не надо волноваться по поводу безопасности, но это не очень разумный подход. Вероятно, это объясняется тем, что многие из них еще очень молоды, и большинство не женаты. Подруга – это одно, а семья, жена и дети – совсем другое. Нужно уметь брать на себя ответственность. Если вы можете что-то изменить, чтобы уменьшить риск, это нужно сделать.

- Вероятно, вам стоит стать президентом GPDA?
- Конечно, я мог бы помочь Ассоциации – нужно только попросить меня об этом. Многие говорят, что спорт уже не тот, что в мои времена, но риск остается прежним. Жаль, но возможно потребуется не одна, а, по крайней мере, две смерти, чтобы они осознали опасность.

- Кто-нибудь из гонщиков спрашивал у вас совет, как пережить аварию Бьянки?
- Нет, никто. Если бы я выступал сейчас, я задавал бы больше вопросов. Прежде всего, тем, кто гораздо больше меня знает об автоспорте и риске. Я никогда не переставал задавать вопросы. 
Но многие гонщики считают, что у них есть природный дар, поэтому они не должны обращаться к кому-то за советом. А это, конечно, ошибка.

- Современные гонщики не хотят видеть оборотную сторону Формулы 1?
- Да, и это минус. В некотором смысле они слепы, они почти активно сопротивляются тому, чтобы посмотреть реальности в лицо: я не хочу это знать, я не хочу это видеть, я не хочу думать, что это может произойти со мной. Если вы едете в больницу или на похороны, вы спрашиваете себя: это может произойти со мной? Но если вы не осознаете риск и опасность, то и не знаете, как их избежать.
 
За матеріалами: f1news
КОММЕНТИРОВАТЬ
Популярний ролик
Опитування
Ми в соцмережах
  • Instagram
  • Facebook
  • Twitter
Актуальне